Имран Хаяури
Служебный кортеж это не просто ехать, а ехать мощно. Но не в смысле мощно по объёму движка бронированного чуда до этого немецкого, а теперь американского автопрома. Служебный кортеж это ещё и символ власти. Демонстрация её имперской мощи в форме мобильной интенсивности передвигающегося силового поля локального ярлыка дистрибуции Воли суверена.
По пути своего следования мобильная мощь власти выталкивает туземное население на обочину дороги, и в пределах создаваемой своим движением силовой линии приостанавливает его право на свободное передвижение по своей земле.
В точке соприкосновения с движущейся колонной кортежа туземец за рулём своего авто лишается не только своей субъектности как участника дорожного движения, он лишается контроля как над пространством личного присутствия, так и над своей собственной жизнью. Перестаёт существовать как гражданин.
При попытке проявить себя в этой точке водитель становится мишенью для охраны, так как, согласно протоколу службы безопасности, превращается в источник потенциальной опасности для тушки, находящейся в бронированной капсуле.
Класс броневой защиты капсулы прямо пропорционален качеству власти. Чем ниже качество, тем толще броня и больше кортеж. Качество нашей власти катастрофически низкое и пятью машинами дело вряд ли ограничится.
Особую трагикомичность ситуация приобретает, когда колонна кортежа партхозактива во главе с «самим» едет торжественно и церемониально открывать какой-нибудь многоэтажный спортивный детский сад на тыщща пятьсот школьников, отстроенный на сметные остатки карманным застройщиком. И это распиленное «благое дело» предназначается для тех, кого так унизительно выталкивают на обочины дорог общего пользования и кому на церемонии открытия с важным видом втирают о том, как «хорошо в стране совецкой жить».
Эта фарсовая и безответственная властная машина довела ситуацию до прошлогодних митингов.
В те драматические дни митинговой стихии на площади Магаса родилась живая политика. Появился новый политический язык. Проявились смутные и не до конца осознанные контуры другой Республики.
Её символом стал Ахмед Барахоев. Он заговорил с центральной властью на равных, с чувством собственного достоинства. Взял на себя ответственность в трудную минуту.
Многие вдруг увидели в нём свою казавшуюся безвозвратно потерянной культурную и историческую «античность»
Все увидели, что власть может быть нравственной. При такой власти многое из того, что происходит в сегодняшней Республике, стало бы просто невозможным.
Это и вызвало ярость самозванцев.
Имран Хаяури