ZAMANHO Новости ИнгушетииКризис российского общества глубже кризиса политических институтов, он охватил тот самый «глубинный народ» и не имеет очевидного решения.
24 июня Юнус-Бек Евкуров публично попросил об отставке с поста главы Ингушетии. Владимир Путин прошение удовлетворил и назначил врио Махмуд-Али Калиматова, в 2004–2007 годах работавшего прокурором республики.
Уход героя России Евкурова – это не только победа десятимесячных протестов оппозиции, которые генерал-майор не смог ни умиротворить уговорами, ни подавить арестами почти 30 активистов и административными делами еще примерно на 200 участников акций в марте – апреле 2019 года. Это, как будет показано ниже, еще и наглядная иллюстрация того, что кризис российского общества глубже кризиса политических институтов, что он охватил тот самый сурковский «глубинный народ» и не имеет очевидного решения. Все это – тревожные новости и для путинского «долгого государства».
Яхийта пошт, гражданин начальник
Прямые выборы главы региона и отказ Евкурова от третьего срока были основными требованиями ингушских общественных активистов до переназначения Евкурова 9 сентября 2018 года и оскорбительного и мутного подписания 26 сентября соглашения о границе между Чечней и Ингушетией. Правда, летом 2018 года больше 200 человек на митинг собрать не удавалось.
Поведение генерал-майора в связи со злополучным соглашением мобилизовало жителей республики уже на многотысячные акции октября в Магасе. Земельный спор с Чечней и откровенно античеченская риторика предпринимателя, бывшего депутата ингушского парламента, общественного деятеля и историка Идриса Абадиева сыграли в этой мобилизации важную роль – как и симметричная мобилизация чеченцев (некоторые ичкерийцы в Европе поддержали в этом конфликте Рамзана Кадырова). Но главным было неуважение к мнению людей, продемонстрированное генералом.
Уже с начала 2019 года вопрос об отставке Евкурова вышел на первый план, одним из главных лозунгов протеста стало крепкое словосочетание «яхийта пошт» (дословно – «отправляйся почтой»).
Актуальная повестка оппозиции сегодня, кроме прекращения преследования и освобождения активистов, содержащихся под стражей в Нальчике, и отмены соглашения о границе – прямые выборы главы региона. Возможность самим обустраивать свою жизнь и выбирать себе руководителей оказалась важной для ингушей, и главная претензия к Евкурову – его очевидная в эпизоде с земельным спором подотчетность Кремлю и Рамзану Кадырову и неподотчетность собственному народу. Нужно подчеркнуть здесь, что прямые выборы как институт для ингушей не так важны, как уважение мнения людей.
Именно эта подотчетность друг другу и есть основа национальной идентичности, которая незаметно для постсоветских элит, – пытающихся управлять страной, упорно реконструируя империю, – переселилась в новое время, в новых людей и в новое воображаемое сообщество, если следовать терминологии Бенедикта Андерсона.
Можно сколько угодно переводить на эзопов язык российской юстиции тот факт, что Конституционный суд Ингушетии отменяет соглашение, а Конституционный суд Российской Федерации оставляет его в силе. Это принципиальный, беспощадный и безысходный разлом между представлениями ингушей и российской бюрократии о том, как должна быть устроена жизнь. И протест на улицах Магаса, по всему миру, где живут ингуши, и в ингушских группах в социальных сетях – это протест не столько против Евкурова, сколько против московской региональной политики и устройства российской власти и общества вообще.
Многие эксперты и журналисты, хорошо разбирающиеся в регионе, пишут о том, что Евкуров – это далеко не самое плохое, что могло бы случиться с республикой, что он остановил гражданскую войну, прекратил убийства и похищения, общался с гражданским обществом, правозащитными организациями и прессой. Когда Юнус-Бека Евкурова взорвали в 2009 году, вся республика молилась за его выздоровление и возвращение в кресло руководителя региона.
А теперь участники протестов (а это, прямо или косвенно, почти все ингуши) обвиняют того же Евкурова в предательстве интересов народа, коррупции и необоснованных репрессиях оппонентов.
Предательство, коррупция и репрессии – это три кита, на которых стоит архаичная колониальная московская политика, а Евкуров – просто ее очередное надоевшее всем лицо, отправляемое протестующим народом по адресу «Москва. Кремль».
Бывший глава республики в своем обращении об отставке признал вину за «разобщение народа» и призвал сделать то же общественных и религиозных лидеров, возглавивших протест. Но ингуши как раз демонстрируют завидное единство. Свою радость по поводу ухода главы республики люди выражали так бурно, что полицейское начальство по тревоге подняло весь личный состав на дежурство и патрулирование. Но беспорядков не было, были крики ликования, стрельба в воздух и мовлиды с громким вайнахским зикром (коллективное восхваление всевышнего с со скандированием «нет бога кроме Аллаха, и Магомед пророк его», чтением Корана и синхронным движением участников по кругу) в честь отставки главы.
Разобщенность существует, но не в ингушском обществе, а между погружающимися в современный глобальный мир ингушскими активистами и российской бюрократией, по-прежнему живущей в какой-то архаичной реконструкции советской империи вместе со всеми своими евкуровыми, путиными, стрелковыми, золотовыми или кадыровыми.
И плохая для этих динозавров новость в том, что углубляющуюся разобщенность не склеить ни деньгами, ни репрессиями, ни Росгвардией, бойцы которой и на улицах больших российских городов, и на марше в мятежную Ингушетию воспринимаются скорее как опасная фауна в парке юрского периода, чем как защитники общественного порядка.
Ничего интересного этот режим реконструкторов не может предложить ни ингушам, ни уральцам, ни петербуржцам. Даже если они попытаются удовлетворить какие-то требования людей, – симулировать честные выборы, инкорпорировать несколько приличных людей в свои ряды, – это уже никого не спасет; «яхийта пошт» – это и есть содержание нового общественного договора.
Политический акселератор
Кто же такие лидеры ингушского протеста, которые за 10 месяцев стали настоящей идейной и политической элитой в своей республике и в диаспоре, переосмыслили и сформулировали современный национальный ингушский проект и сумели вывести его, хоть и не полностью, за пределы внутриэлитных разборок и заклинаний национальных историков? Многие из организаторов мирного гражданского протеста в Ингушетии вышли из культурно-просветительского центра «Эздел».
Сразу оговоримся, что просветительский центр ни в коем случае не являлся штабом митингов, более того, некоторые важные участники «Эздел» от митингов вообще дистанцировались.
Многие лидеры протестов в «Эзделе» никогда не состояли – например, лидер правозащитной организации «Машр» Магомед Муцольгов, его брат, глава регионального «Яблока» Руслан Муцольгов, глава ингушского «Красного Креста» Муса Мальсагов. Совет тейпов внёс огромный вклад в мобилизацию людей и поддержание порядка во время протестных акций.
Но кейс «Эздела» – это ключ к пониманию того, как общество становится более современным, чем государство, как за короткий срок меняется мировоззрение людей, как архаичные, казалось бы, институты становятся частью современной глобальной социальной инфраструктуры.
КПЦ «Эздел» был создан в самом начале 2010 годов. Арендовали помещение в Назрани и сформулировали миссию: «задачей Центра является проектная работа, которая должна обеспечить интеграцию молодежи вокруг проблем [региона]; формирование активной гражданской позиции ; развитие навыков социального проектирования , командной работы и лидерских качеств ».
Сам термин «эздел» обозначает ингушский кодекс чести – не только адат, но и комплекс этических норм.
В отличие от многих создаваемых на Северном Кавказе организаций, ориентированных на прошлое, «Эздел» сразу был нацелен в будущее, ведь, как сообщается в девизе на сайте организации — «Любовь к родине – это не хранение пепла, а поддержание огня».
Эзделовцы собирали и вносили свои собственные деньги и на эти средства арендовали помещение и создавали свои проекты: дискуссионную площадку «Чайный клуб», «Школу правовых компетенций», экспертный клуб «КавказPRO», центр молодежного инновационного творчества «Реновация», ассоциацию молодых предпринимателей Ингушетии, волонтерские и благотворительные проекты, например, фонд «Тешам». Конечно, искали и доступную поддержку грантами.
Можно сказать, что в республике был создан новый общественно-политический рынок, на котором репутацию участника формировали его проекты, а не финансовое или политическое положение семьи или тейпа.
На площадке были институционализированы в виде проектов и общественных инициатив и встроены в современный, высокотехнологичный по своей идеологии контекст, почти все чувствительные для ингушской политической и общественной повестки темы.
Многие эзделовцы затем вошли в «Опору Ингушетии», занимающуюся целенаправленно Пригородным районом. За несколько лет перезнакомились, поработали вместе будущие лидеры протеста из «Опоры Ингушетии», религиозных общин, советов тейпов, других общественных организаций.
По своей структуре то, что происходило в Ингушетии вокруг «Эздела» и других таких организаций, очень похоже на современные технологические кластеры – небольшое количество людей, знающих друг друга, находящихся в состоянии цивилизованной конкуренции и обмена идеями, создают новый рынок. В Ингушетии это был рынок социального предпринимательства и политических идей, своеобразный политический акселератор.
Трансграничная нация?
А когда возникла необходимость организовать митинги в Магасе, на основе этого рынка идей и людей возникла команда проекта «ингушские протесты 2018–2019 годов».
В команду интегрировался и Совет тейпов, и большинство старейшин, и почти все активисты в республике и за ее пределами. Возникающий современный национальный проект объединил ингушскую диаспору по всему миру и оказался сильнее существовавшего в республике в последние 20 лет и составлявшего основу внутренней политической повестки разделения на религиозные группы.
Последователи тарикатских вирдов (религиозных братств, распространенных в суфийском исламе), сторонники Исы Цечоева и Хамзата Чумакова, так называемых салафитских проповедников – все оказались на митингах, даже вопреки своим духовным наставникам.
Простые сельские имамы, не спрашивая разрешения у Духовного управления мусульман, но не сомневаясь в поддержке и муфтия, и народа, молились за митингующих, а теперь молятся за активистов, заключенных под стражу.
Получается, что выросшая из «Эздел» и «Опоры Ингушетии» группа выступила не только одним из значимых организаторов протестных митингов 2018–2019 годов – на основе этого рынка политических, просветительских и гражданских инициатив прямо сейчас в СИЗО города Нальчик, в Москве, Праге, Хельсинки, магаданском Сусумане, в Якутске возникает новый ингушский национальный проект. Его лидеры – среди организаторов мирных митингов. Например, популярным в народе кандидатом на пост главы республики оказывается находящийся под стражей глава ингушского «Красного Креста» Муса Мальсагов.
Когда Рамзан Кадыров или Магомед Даудов приезжают с вызовом на шариатский суд к лидерам ингушских митингов, высказывания которых не понравились чеченским руководителям, они оказываются в противостоянии не с отдельными людьми и их семьями, а с трансграничным ингушским обществом.
Происходящее в Сурхахах или Назрани мгновенно становится известным не только в соседних селах и Москве, но и в Антверпене и Нью-Йорке.
Это не российский бюрократ Юнус-Бек Евкуров – лидеры ингушского национального проекта Кадырову не подотчетны. Да и сам Кадыров вынужден оглядываться на несколько сотен тысяч чеченцев в Австрии, Германии, Польше, Франции и Бельгии.
Сегодня политическое устройство Российской Федерации не предполагает развития чеченского, ингушского, черкесского, якутского или бурятского национальных проектов. Любые активисты обвиняются в экстремизме, политические лидеры, требующие федерализации, назначаются сепаратистами, российские спецслужбы освоили искусство провокации и способны радикализовать и криминализовать любую низовую активность.
Но в мире стремительно меняются представления людей о том, в каком обществе они живут, границы государств становятся все более прозрачными для денег, идей и людей. Мир создает новый политический рынок, на котором как раз место для современных национальных трансграничных проектов может найтись.
Люди обновляются быстрее, чем устаревшие государственные бюрократические машины – будущего у режима, идущего против времени, нет. Зато у него есть Росгвардия и спецслужбы.
Москва пришлет нового наместника, будет держать заложников в тюрьмах, будет мстить всем, кто заставил империю пойти на уступки. Люди и государство продолжат какое-то время жить в разных эпохах.
Научный советник The Center for Strategic and International Studies (CSIS, США), эксперт The Free Russia Foundation (США) Денис Соколов.